Захребетник - Страница 13


К оглавлению

13

– Ну да, ну да, – закивал хозяин, став похож на мэлиньского болвана.

– Вы его знаете?

– Кого?

Молодой человек медленно сосчитал до десяти.

Очень медленно.

Про себя.

– Посетителя, который интересовался охотничьей шпагой, – повторил он внятно и отчетливо, на тот случай, если реттийский Мустафы вдруг резко ухудшился. – С которым мы фехтовали. Знаете ли вы этого человека?

– Вот оно что! Извините дряхлого Мустафу, мой султан… Стариковская память дырявей решета! – честно говоря, в старики оружейник годился слабо. – Ну конечно, не один вы здесь были. Спорили с хорошим человеком, клинки скрестили… Вах! Как сейчас помню! Он вам камзол испортил…

– Так вы его знаете?

– Велите казнить дурака, мой султан! – в растерянности развел руками толстяк. – Вас хорошо помню, спор ваш… нет, спор помню не ахти… А хороший человек из головы выпал. Не человек, а мелкая денежка – раз, и в прореху вывалился!

Мустафа столь искренне сокрушался по поводу своей забывчивости, что заподозрить его в лицемерии мог лишь отъявленный проходимец, всех меряющий по собственному образу и подобию. Либо хозяин лавки являлся гениальным актером, достойным блистать в "Непревзойденном театре Стейнлессера" – труппе, поочередно дававшей представления для августейших особ семи сопредельных держав.

– Брезжит, как в тумане… Росту он, вроде, вашего? Статью тоже похож, проворный малый…

– Да! Залысины на висках; глаза как спелые вишни…

– Что-то вы путаете, мой султан. Волосы у него длинные, до плеч…

– Конечно, длинные! Он их в хвост собирает.

– Нет, хвоста не помню. Локоны, завитые на концах. И никаких залысин. А глаза… вишни?.. С прищуром у него глаза, вот!

Джеймс подумал, что голова у хозяина лавки и впрямь дырявая.

– Хорошо, будь по-вашему. Вы его знаете?!

– Первый раз в жизни увидел. Как и вас, мой султан.

Проклятье! Надежды пошли прахом. Но, может, Мустафа опять все перепутал? Если заново описать ему "охотника" – вдруг вспомнит? Молодому человеку очень хотелось сорвать куш с первой попытки.

– Слушайте меня внимательно, уважаемый Мустафа, и не говорите, что не слышали. Тот человек, которого я ищу, был рябым и с залысинами на висках. Шрам на левой скуле в форме звезды. Орлиный нос, волосы черные, с проседью, собраны в пучок на затылке…

Джеймс умолк, наблюдая, как хозяин пятится от него в угол. Казалось, Мустафа узрел призрак горячо любимой тетушки или мертвеца-кредитора, восставшего из гроба.

– Н-ничего не зн-наю, – толстяк начал заикаться, с трудом ворочая языком. – Н-никого н-не видел. Л-лавка зак-крывается. Уходите, п-прошу вас.

Разумеется, вид Мустафы немедленно убедил молодого человека в обратном, так что уйти он и не подумал. Однако давить на толстяка не следовало. Лучше успокоить оружейника и вернуть его доверие.

Овал Небес! – вне сомнений, мы напали на след…

– Любезный Мустафа! Охладите льдом вашей проницательности щербет вашего страха! Если мой вопрос оказался бестактным – это грех молодости. Я всего-навсего хочу отыскать того человека и закончить наш маленький спор. Во время нашей последней встречи мы не сумели убедить друг друга.

Джеймс усмехнулся, хлопнув ладонью по рукояти рапиры.

– Это… это совсем другой человек, мой султан! – лед проницательности Мустафы растаял в кипящем щербете без малейших последствий. – Верьте мне! Я говорю правду!

Толстяк наткнулся на стойку с боевыми молотами и остановился. Дальше отступать было некуда.

– Правду? – со всей возможной вкрадчивостью произнес Джеймс. – В отличие от вас, я чудесно запомнил этого сударя. И здесь, в вашей лавке, и на улице Малых Чеканщиков – везде со мной говорил один и тот же человек.

– В-вы… Вы виделись с ним снова?

Небольшая доля откровенности не повредит, подумал молодой человек. Чтобы разговорить собеседника, нужно самому подать пример.

– Да, мы столкнулись вчера вечером.

– Но если вы дважды встретили Лысого Гения, мой султан…

Мустафа клацнул зубами и закончил вопрос:

– Как же вы остались живы?!


Рассказ Мустафы-оружейника, где каждое слово достойно того, чтобы его оправили в драгоценный металл, спрятали в сокровищницу тирана Салима – и никогда не показывали ни одному из гостей славного города Бадандена


Началом истории Лысого Гения, жуткой и полной загадок, истории, которая потрясла Баданден три года назад и, подобно болотной лихорадке, трясла по сей день, послужил ряд насильственных смертей.

Кое-кого, извините, убили.

Доблестные мушерифы поначалу не придали этим убийствам особого значения. Ну, зарезали, понимаешь, безымянного бродягу в трущобах квартала Псов Милосердия. В первый раз, что ли? Там вечно режутся: когда шутейно, для острастки – а когда и до смерти. Что говорите? Рядом с раной от кинжала, вошедшего в сердце, лекарь-вскрыватель обнаружил свежую, но уже начавшую заживать царапину?

Ох, вы и скажете, мой султан!

Мало ли где бродяга мог накануне оцарапаться?

К чести орлов закона и столпов порядка надо заметить: едва на улице нашли с пробитой головой пекаря Файзуллу, добропорядочного гражданина, платившего в казну налоги с каждого чурека – Канцелярия Пресечения взялась за дело всерьез. Мушерифы даже установили: за два дня от трагической гибели Файзулла жаловался старшей жене, что какой-то рябой безумец ни с того ни с сего набросился на него с дубинкой возле пекарни, больно ударил по затылку и пустился наутек.

13