Должно быть, клиент – страстный любитель кабаньей печенки…
Он повертел в руках тяжелый палаш-зульфикар с раздвоенным острием и вернул обратно на стойку. Палаш не вдохновил, несмотря на экзотичность "жала". Разочаровал и легкий фламберж с волнистым лезвием – главным образом, ценой. Метнув в мишень три кинжала бахарской работы, один за другим, Джеймс состроил кислую мину.
И наконец взял ту бретту, на которую положил глаз еще при входе.
"Никогда не стоит явно демонстрировать свой интерес, – учил его дед. – Кто бы на тебя ни смотрел, в открытую или исподтишка, враг или торговец, оставайся невозмутим. Впрочем, дорогой внук, не в коня корм. Это понимаешь только с годами…"
Джеймс тайком улыбнулся.
Мы, циники, и в молодости бесстрастны, как скала.
Он сделал пару пробных выпадов, глубоких и нарочито медлительных. Взял ряд небрежных парадов: приму, терцию, круговую секунду. Со стороны могло показаться, что молодого человека атакуют шквалом секущих ударов. Завершилась серия уклонением одновременно с глубочайшим passadosotto, при котором левая рука оперлась о пол.
Получилось недурно.
Очень длинный и тяжелый клинок бретты позволял на рипосте удачно сыграть корпусом, выдергивая оружие в другую плоскость.
– Не ахти, – сказали за спиной.
Не оборачиваясь, Джеймс повторил всю серию, от первого выпада до завершающего рипоста с passadosotto. На этот раз он в финале довел дело до крайности, буквально стелясь над землей и далеко отставив назад левую ногу.
Острие бретты ударило в опору стойки с кинжалами.
– И тем не менее, – сказали за спиной. – Я не о вас, сударь. Вы чудесно владеете клинком. Но эта бретта слишком тяжела для таких игр. Есть риск получить по голове. Или по руке. Скорость – великое дело.
– Возможно, я получу по голове, – спокойно ответил Джеймс. – А возможно, кое-кто получит славный укол в локоть. Или ладонь доброй стали в правый бок. На вашем месте я бы не был столь категоричен…
И повернулся к незваному советчику.
Разумеется, это был не хозяин лавки.
Хозяин бы себе никогда не позволил фамильярности.
Это был клиент.
В определенной степени, выражаясь слогом трубадуров, Джеймс смотрел в зеркало. Любитель "свинских мечей" оказался с ним одного роста. И сложен был примерно так же: сухой, гибкий, подвижный. "Звоночек", шутил дедушка Эрнест, находясь в добром расположении духа.
Одевался клиент не по баданденской – скорее по южно-анхуэсской моде. Хубон на волосяной подкладке, формой напоминающий доспехи; широкие, туго простеганные штаны до колен. На плечи "охотник", как молча прозвал его Джеймс, набросил короткий плащ. Голову венчала шляпа с узкими полями.
Но что касается лица, то зеркало оказалось кривым.
Лицо под шляпой подходило скорее бюргеру-пивовару, мало гармонируя с телосложением записного дуэлиста. Брюзгливый рот, одутловатые щеки. Мешки под глазами. На висках – косые залысины; на затылке волосы собраны в щеголеватый пучок – черно-серебряный, как первый из двух новых камзолов Джеймса. Рябые щеки – последствия оспы или кожной болезни. Шрамик на левой скуле: звезда о семи лучах. Под кустистыми бровями, спрятавшись в норы глазниц, блестели две вишни – влажные, очень темные.
И орлиный нос с нервными ноздрями.
Раньше, беседуя с хозяином, "охотник" стоял к Джеймсу спиной. Молодой человек не мог видеть его лица. Разве что мельком, когда "охотник" слегка поворачивал голову, изучая приглянувшееся оружие. И все равно, казалось, что у него было другое, более подходящее лицо.
А это ему приспособили от случайного чужака, на скорую руку.
Потехи ради.
"Что за дурацкие мысли?!" – одернул себя Джеймс.
В самом деле, для выпускника хомобестиария Шестирукого Кри, человека, одной из трех боевых ипостасей которого был гнолль-псоглавец, он мыслил слишком косно. Если ты видел человеческие лица у птиц, львов и козлов, или бычью морду над мощными плечами богатыря, как у Иржека Чапы, добродушнейшего борца-минотавра, с кем ты выпил после занятий немало сладкого мускателя…
– Желаете попробовать?
В словах Джеймса крылся вызов.
Хозяин лавки благоразумно исчез без промедления. К чему мешать благородным господам делиться друг с другом секретами искусства? Видимо, он сталкивался с подобными случаями не в первый раз. А иногда даже имел от этого кое-какую выгоду.
Но недоверчивый собеседник вдруг улыбнулся, разом сняв напряженность ситуации. Когда рябой улыбался, лицо его становилось гораздо симпатичней, прямо-таки лучась обаянием.
– Я не хотел вас обидеть, сударь. Простите, если мой комментарий показался вам оскорбительным. Конечно же, я хочу попробовать. Только, умоляю вас, давайте помедленнее… Мне хотелось бы вникнуть в суть приема, а не провоцировать ссору. Полагаю, вы тоже не сторонник рейнконтра?
Джеймс кивнул, оттаивая.
Рейнконтром в школах фехтования называли бой без правил.
– Эй, хозяин! – рябой огляделся. – Дай-ка нам пару шелковых пуговиц!
– Зачем? – поморщился Джеймс.
Он не был поклонником пуговиц, обтянутых шелком – их надевали на острия шпаг во время учебных поединков.
– Смею надеяться, сударь, мы с вами достаточно опытны?
В качестве согласия рябой обнажил шпагу, висевшую у него на поясе, и отсалютовал Джеймсу. В ответ молодой человек приветствовал "охотника" бреттой, которую до сих пор держал в руке – и без предупреждений перешел к действиям, двигаясь с демонстративной неторопливостью.